We are all mad here (c)
"Где-то, где-то вдалеке есть блаженная страна"
"Где-то, где-то вдалеке есть блаженная страна"
Гимн.
1. НЬЮ-ЙОРК СИТИ.
Изо всех граций, толпящихся возле престола Богини Любви, всех робче и
трепетней та девица, кою именуют Счастием. Но именно за ней, самой
недоступной из всех, смертные волочатся всего охотнее. Разумеется, обладание
ей выпадает на долю лишь немногих мучеников и святых, безвестных для
окружающей их толпы, и завоевывают ее благосклонность они лишь после того,
как выжгут свое <я> каленым железом медитации и растворятся в
божественном океане Сознания, покрытого густой пеною бесстрастия и блаженных
видений.
Всем же иным Счастье дается лишь случайно; иногда именно тогда, когда
на него менее всего уповают. Ищите, и не обрящете, стучитесь, и вам не
откроют. Счастье распределяется божественным жребием: оно не присуще ничему
в частности, но есть плод стечения обстоятельств. Вотще вы будете вновь и
вновь смешивать ингредиенты, вотще будете стремиться пережить однажды
пережитое. Сколько бы раз, и с каким бы умением и дотошностью вы бы ни
воспроизводили прошлое, вас неизбежно ждет разочарование.
В то, что состояние столь метафизическое, может, тем не менее, быть в
любое мгновение достигнуто без всякого тайного знания и магических
заклинаний, при помощи простого зелья, поверить труднее, чем в сказку. И
мудрейший из людей не знает, как сделать счастливым страдальца, который, при
том, может быть молод, хорош собой, богат, здоров и любим. Но самый
последний бродяга из бродяг, дрожащий от холода и голода в лохмотьях,
больной, бездомный, старый, жалкий, глупый, завистливый, может испытать
мгновенный восторг и упиться им. Счастье столь же парадоксально как жизнь и
столь же таинственно как смерть.
Взгляните на эту сверкающую горстку кристаллов! Перед вами -
гидрохлорид кокаина. Геолог, при взгляде на него, подумает о слюде; мне,
альпинисту, они напоминают сверкающие перышки снега, покрывающие поверхность
скал над расщелинами в ледниках, там, где страстные лобзания ветра и горного
солнца, заставили лед приобрести летучесть. Житель равнин вспомнит о первом
инее, расшивающем ветви деревьев сияющими и искрящимися соцветиями стразов.
Именно такими бриллиантами, возможно, украшено царство фей. Тем, чьи ноздри
вкусили их - тем, кто стал их рабом и служителем - они должны казаться
изморозью, образовавшейся на бороде Демона Беспредельности в тот миг, когда
пар его дыхания соприкоснулся с космической стужей.
Ибо никогда еще не существовало эликсира, обладающего столь же
мгновенным магическим воздействием, как кокаин. Дайте его кому угодно. Дайте
его самому несчастному существу на земле, страдающему от болезненного
недуга, лишившемуся веры, любви и надежды. Взгляните на его изможденную
ладонь, покрытую бледной и морщинистой кожей, пожираемой, может быть,
мучительной экземой, или же обезображенной зловонной язвой. Вот он насыпает
на нее несколько гран этой мерцающей пыли, вот он подносит к лицу, больше
похожему на обтянутый кожей череп, трясущуюся руку и одним тяжелым вздохом
втягивает с нее в себя ослепительную белизну. Теперь подождем немного.
Минуту, от силы - пять.
И у нас на глазах случится чудо из чудес, столь же неизбежное как
смерть и столь же властное, как жизнь, чудесность которого лишь
увеличивается его внезапностью и тем вызовом, которое оно бросает обычному
ходу вещей. Natura non facit saltum - от природы никуда не денешься. Это
утверждение истинно, ведь любое чудо - противно естеству.
Меланхолия улетает прочь, глаза сияют, увядшие губы трогает улыбка.
Возвращаются (или же делают вид, что возвращаются) мужество и бодрость духа.
Вновь вера, надежда и любовь пускаются в пляс, вновь обретается все, что
казалось утерянным навсегда ...
Человек счастлив:
Одному этот наркотик дарит жизнелюбие, другому - томление духа,
третьему - прилив творческих сил; кому-то - неустанную энергию, кому-то -
обаяние, а иному - и сладострастие. Но каждому из них он дарит счастье в том
или ином виде. Подумайте только об этом: как это просто и в то же время
сверхъестественно сложно! Человек счастлив!
Я объехал весь земной шар, я видел такие чудеса природы, что перо мое
немеет и запинается, когда я тщусь описать их, видел я немало и творений
гения человеческого, но с этим дивом не в силах сравниться ничто.
2.РАЗВЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ философского учения, бесчеловечного и циничного,
которое утверждает, что Бог всего лишь злой насмешник, находящий
удовольствие в созерцании ничтожности Своих творений? Какое подтверждение
своим догадкам получили бы его приверженцы, будь они знакомы с кокаином! Ибо
знакомый с этим зельем постигает всю глубину разочарования, иронии и
жестокости, присущих реальности. Он оделяет нас даром мгновенного счастья
лишь для того, чтобы затем наградить нас танталовыми муками. Даже библейский
Иов не вкушал, наверное, такой горечи. Словно некий зловещий комедиант,
исполненный к нам холодной ненависти, он показывает нам райские кущи лишь
для того, чтобы бросить нам в лицо: <И не надейтесь туда попасть!>
Неужто мало в этой жизни злосчастий, которым мы вынуждены противостоять,
чтобы добавлять к ним еще и это, больнее всего ранящее: знать, что ты можешь
вкусить райскую радость, стоит лишь протянуть руку, но что расплатой за
блаженство будут усугубленное десятикратно отчаяние?
Счастье, которое дарит кокаин, ничем не похоже на безмятежное и
бездеятельное счастье бессловесных тварей: человек, охваченный им, ясно
осознает, кто он есть и кем бы мог стать; оно наделяет его подобием
божественности для того, чтобы он познал в себе червя и раба. Кокаин
пробуждает в человеке жажду, которую уже не удастся насытить ничем иным. Он
вызывает голод. Дайте испробовать этот порошок человеку мудрому, искушенному
в мирских делах, сильному духом, трезво мыслящему и владеющему собой. Если
он таков, каким он вам казался, кокаин не причинит ему ни малейшего вреда.
Он разглядит в нем соблазн и воздержится от повторения этого опыта, а
испытанное блаженство послужить лишь укреплению его решимости достигнуть сей
высокой цели при помощи средств, заповеданных Господом своим святым.
Но дайте его капризному, избалованному болвану, потакающему всем своим
прихотям - среднему человеку, одним словом - и он пропал. Ибо он скажет:
<Это то, чего я всегда хотел!> - и кто сможет возразить ему? Ибо он не
ведает пути истины, и ему принадлежит по праву лишь путь заблуждений. Если
ему захочется кокаина, он будет принимать его вновь и вновь: ведь различие
между жизнью гусеницы, которую он прежде вел, и жизнью бабочки, в которую
кокаин превратил его, столь разительно, что душа, не посвященная в тайны
философии, отказывается воспринимать первую, как ребенок отказывается пить
горькое снадобье.
Он более не может выносить несчастий, ибо отныне он только так именует
повседневное существование, и посему он все чаще и чаще потакает велениям
кокаина.
Но увы! сила, с которой зелье воздействует на человека, при частом его
употреблении стремительно убывает. Наслаждение убывает, хотя аппетиты
растут. Побочные последствия, незаметные поначалу, дают о себе знать; они
налетают на жертву стаей бесенят с огненными вилами в лапах.
Единичное употребление кокаина не вызывает заметных последствий для
здорового человека. В положенный час он отходит ко сну, спит спокойно и
пробуждается свежим. Аборигены Южной Америки жуют листья коки перед военным
походом, чтобы, не ведая усталости и голода, являть чудеса отваги и
выносливости. Но делают они это только в случае крайней необходимости, после
чего длительным отдыхом и обильным питанием восстанавливают растраченные
телесные силы. Следует к тому же заметить, что сила духа и самообладание
дикаря намного превосходит подобные же качества цивилизованного человека.
То же самое можно сказать и об обычае курить опиум, распространенном
среди китайцев и индусов. Все его курят, но мало у кого привычка переходит в
порок. В этом смысле там он не опаснее для общества, чем в наших широтах
табакокурение.
Но те, кто злоупотребляют кокаином ради удовольствия, которое он
доставляет, скоро познают на себе месть природы, хотя и пытаются изо всех
сил не замечать ее ударов. Нервы изнашиваются от постоянного возбуждения,
отсутствия должного отдыха и питания. Ведь даже загнанная лошадь рано или
поздно перестает откликаться на понукания шпорами и хлыстом: она просто
спотыкается, валится на землю без сил и хрипло дышит, пытаясь вернуться к
жизни.
Раба кокаина ждет та же судьба. Каждый нерв его кричит о пощаде, но на
крики эти он отвечает только увеличением дозы излюбленного яда. Однако
лечебное воздействие более не наступает, в то время как признаки отравления
становятся все заметнее. Нервы более не выдерживают. Жертва начинает
испытывать галлюцинации. "Смотри! Там, на кресле, серый кот лежит! Я тебе
раньше не говорил, но он здесь уже давно вертится".
Ах, да - и еще крысы. "Я обожаю смотреть, как они бегают по шторам.
Разумеется, разумеется - я знаю, что они не настоящие. А вот та, которая на
полу - та настоящая. Я тут ее как-то раз чуть не убил. Эта та самая, я ее
узнаю. Она как-то ночью еще на подоконнике сидела".
Такова эта мания еще в своем зародыше. Как только проходит наслаждение,
оно тотчас сменяется своей противоположностью, точно также как Эрос
сменяется Антиэросом.
"О нет, ко мне они подходить боятся". Но проходит несколько дней, и вот
они уже бегают по коже бедняги, вгрызаясь в нее непрестанно и мучительно, не
ведая ни пощады, ни сострадания.
Воздержимся от описания конца, который неизбежен, хотя и наступает
иногда спустя значительное время, ибо пути пагубного пристрастия зачастую
извилисты и иногда умственное расстройство на время оставляет пациента в
покое, особенно если вынужденное воздержание на некоторое время смягчает
проявления недуга. Но как только в распоряжение одержимого вновь попадает
желанный порошок, он, с удесятеренным рвением набрасывается на него,
закусывает удила и скачет во весь опор навстречу погибели.
Но смерти предшествуют поистине адские мучения. Нарушается привычное
ощущение времени, так что часовое воздержание оказывается в сознании
кокаиниста равным столетию пыток для человека с естественным восприятием
вещей.
Психологи еще находятся в неведении о том, каким образом здоровой мозг
добивается того, что мы воспринимаем и хорошее и плохое в жизни с
достаточным равнодушием. Чтобы ощутить это, попробуйте попоститься день или
два, и вы сразу почувствуете тупую боль, которым сопровождается вся
деятельность организма. Если же пост ваш называется воздержанием от
наркотика, то ощущение это возрастает многократно, упраздняя в сознании даже
самое течение времени, так что жертва начинает испытывать поистине
метафизические вечные муки ада, которые, в сущности, есть погружение
смертной души в беспредельность, лишенную божественного присутствия.
3. МНОГОЕ ИЗ ТОГО, ЧТО Я ГОВОРЮ давно и хорошо известно; если я и
рассказываю это, как нечто новое и небывалое, то исключительно ради того,
чтобы усугубить драматическое воздействие, поскольку все искусство трагедии
- да и комедии в ее высших формах, каковые доступны лишь таким вознесшимся
над суетой рода человеческого великанам как Аристофан, Шекспир, Бальзак,
Рабле, Вольтер и Байрон - заключается в том, чтобы сострадая людским бедам,
поэты, в то же время, с презрительным высокомерием взирали на тщетные потуги
смертных избегнуть судьбы.
Поэтому, дабы избегнуть упреков в односторонности, подчеркну тот факт,
что многие из лучших людей, да и не они одни, используют это зелье и
некоторые другие с пользой для себя и всего рода людского. Как те самые
индейцы, о которых я говорил, они применяют его лишь в тех случаях, когда от
них требуется нечеловеческое напряжение усилий. Так, к примеру, Герберт
Спенсер, принимал ежедневно морфин, никогда не превышая самому себе
назначенную дозу. Уилки Коллинз также избавлял себя от страданий,
причиняемых ревматической подагрой при помощи лауданума, что не помешало ему
оставить нам непревзойденные шедевры своего пера.
Некоторые зашли чересчур далеко. Бодлер распял свое тело и душу на
кресте любви к человечеству; Верлен под старость стал рабом абсента,
повелителем которого он себя считал. Фрэнсис Томпсон погубил себя опиумом,
как и Эдгар Алан По. Джеймс Томпсон добился того же при помощи алкоголя.
Менее известны, но похожи, истории де Куинси и Х. Г.Людлова, которые пали
жертвами лауданума и гашиша, соответственно. Великий Парацельс, открывший
водород, цинк и опиум, намеренно использовал сочетание больших доз алкоголя
с уравновешивающим их тяжелым физическим трудом для того, чтобы пробудить
творческие силы своего мозга.
Кольридж все самые лучшие свои стихотворения создал, находясь под
воздействием опия и в том, что окончания <Кубла Хан> так и не было
написано, мы должны винить исключительно докучливого <человека из
Порлока>, да будет имя его навсегда проклято в истории человеческой расы!
4. ЧЕЛОВЕЧЕСТВО МНОГИМ ОБЯЗАНО ОПИУМУ. Стоит ли роптать при этом на то,
что он иногда отнимает жизнь у тех, кто бездумно прожигает ее?
Ибо статья эта посвящена обсуждению важного вопроса: должны ли
наркотические зелья находиться в свободной продаже?
Здесь я остановлюсь, чтобы извиниться перед американским читателем,
поскольку чувствую себя обязанным защищать весьма непопулярную и вызывающую
у многих недоумение точку зрения, оказываясь при этом в незавидном положении
того, кто просит закрыть глаза на частности, дабы они не помешали нам узреть
главное.
Увы, я полагаю, что американские законодатели пребывают в настоящий
момент под воздействием сугубо ложной теории, которая утверждает, что
репрессии всегда эффективнее, чем воспитание в обществе соответствующего
морального духа. Я же, напротив, полагаю, что демократия, более, чем любая
другая форма правления, должна доверять народу, поскольку именно такое
доверие и отличает ее по преимуществу от всех иных форм политического
устройства.
Посему в сложившейся ситуации самым верным способом действия я считаю
критику отрицаемой мною теории именно на том направлении, на котором она
считает себя всего сильней.
Я попытаюсь доказать, что даже в самых тревожащих случаях правительство
не имеет права запрещать употребление исходя из возможности злоупотребления.
В том случае, если мне удастся обосновать свой подход, я хотел бы затем
обсудить и некоторые практические соображения, связанные с его реализацией.
Итак, вперед на штурм крепостной стены: должны ли наркотики
<вызывающие привыкание> иметься в свободной продаже?
Вопрос, который мы собираемся обсуждать, носит безотлагательный
характер: ведь после признанного всеми провала закона Харрисона, в Конгрессе
уже обсуждается новое предложение, которое, по нашему мнению, только
усугубит и без того запущенное положение дел.
Я не буду оспаривать права людей на свободу. Свободные люди уже давно
однозначно высказались в его пользу. Но кто рискнет утверждать, что желание
Христа принести себя в жертву было безнравственным, поскольку оно лишило
государство полезного налогоплательщика?
Нет, нет и нет - жизнь человека принадлежит только ему одному, и он
вправе положить ей конец по собственной воле, если, разумеется, он тем самым
не посягает и не угрожает неотъемлемым правам своих ближних.
Но в этом-то и вся загвоздка. В наши времена все человеческое общество
состоит из ближних, и трудно представить действие одного, которое тем или
иным способом не задевало бы интересы другого. Что ж, отлично, в каждом деле
есть свои <за> и <против> - главное, суметь правильно
определить, какая чаша весов перевесит.
В Америке запретительные идеи, чего бы они ни касались, раздуваются
газетами преимущественно истерической направленности до тех пор, пока они не
доводятся до фанатических крайностей. "Сенсация любой ценой к следующему
воскресенью": приблизительно таким образом, напоминающим знаменитый
германский приказ о взятии Кале, выражаются редактора большинства изданий.
Отсюда возникает опасность того, что любое дело корибанты прессы своими
диатрибами доведут до абсурда: так, например, все они сходятся в том, что
запретом лечится любая болезнь. На практике грамотный закон, который,
скажем, позволяет домовладельцу иметь дома револьвер для самозащиты, но дает
возможность полиции, арестовавшей на улице вооруженного гангстера, отправить
его за решетку, не утруждая себя сбором доказательств о наличии у него
преступных намерений, должен был бы принести пользу.
И тем не менее, в самой идее есть нечто порочное. Не так давно один
человек отправил на тот свет всю свою семью, а затем самого себя при помощи
винтовки, снабженной глушителем системы Максима. Естественно, газеты в один
голос кричат, что следует запретить глушители системы Максима, даже не
задумываясь о том, что, если бы у этого человека не было оружия, он, скорее
всего, передушил бы свою родню голыми руками!
Американским реформаторам ни при каких обстоятельствах даже в голову не
приходит простая мысль, что единственное лекарство от зла есть добро, то
есть воспитание нравов, насаждение хороших манер и взаимоуважение, которые
одни и в состоянии спасти мир, и что запретительное законодательство не
просто неудачный паллиатив, но удушающая свободу химера. Более того, избыток
законов ведет только к их нарушению. Он превращает всех граждан или
преступников, или в полицейских или в полицейских осведомителей.
Нравственное здоровье такого народа непоправимо подорвано, и чтобы
восстановить его может потребоваться такое сильное средство, как революция.
Принятие закона Харрисона сделало в Америке приобретение
<наркотических веществ> теоретически невозможным для неспециалиста и
крайне затруднительным даже для практикующего врача. При этом в каждой
второй китайской прачечной можно без особых проблем приобрести кокаин,
морфий или героин. Негры и уличные торговцы тоже вносят свой посильный вклад
в этот бизнес. По некоторым подсчетам один из пяти жителей Манхеттена
страдает от той или иной формы наркотической зависимости. Я с трудом верю в
эту оценку, хотя жажда развлечений в крови у этих людей, равнодушных к
искусству, литературе и музыке и, в силу этого, лишенных тех удовольствий, к
которым прибегают более цивилизованные народы.
5. ЛЕТНИМ ДНЕМ 1909-ГО ГОДА один очень усталый человек вошел в
небольшой испанский городок. Ленивая река, протекавшая через него, казалось,
застыла, скованная истомой, вывесив язык, словно запыхавшаяся собака. Воздух
тихо звенел от жары, а на террасе главного кафе города толпились люди,
которым было совершенно нечего делать, но которые, при этом, были полны
решимости как-то убить время. Они пили грубое вино Пиренеев или же
<Риоху>, привезенную с юга и щедро разбавленную водой, или же
склонялись над кружками со светлым пивом. Если дать прочесть этим людям
обращение генерала О'Райана к американским солдатам, они бы решили, что
автор его сошел с ума.
Алкоголь, употребленный в виде пива, вина, виски или в ином другом,
делает человека бесполезным. Действуя на каждого иначе, он приводит в
конченом итоге к одному и тому же результату - употребивший его на некоторое
время ведет себя не присущим ему обычно образом. Кто-то становится рассеян,
кто-то драчлив. Одни, выпив, говорливы, других тошнит, третьи засыпают на
ходу, а некоторые становятся неумеренно похотливы.
Что касается нас, то мы поспешно направлялись, в общем-то, в Мадрид, и
знали, что спустя неделю, месяц, в крайнем случае - год, мы обязаны
очутиться там, подчиняясь трубному зову долга.
Однако мы решили на время позабыть о нашей цели. Мы сели за столик и
принялись обмениваться новостями и мнениями с местными жителями. Поскольку
мы сказали им, что спешим, они приняли нас за анархистов и испытали немалое
облегчение, когда мы разъяснили им, что мы всего-то на всего <полоумные
англичане>. Нам было так хорошо среди этих людей, что я до сих пор корю
себя за то, что мы все-таки направились в Мадрид.
Если вы очутитесь на званом обеде в Лондоне или Нью-Йорке вас
немедленно поглотит пучина безмерной скуки. Никого ничего не интересует,
никто не блистает остроумием, все томятся как люди на станции, ждущие
поезда. Чтобы преодолеть царящее уныние в Лондоне вы можете опрокинуть
бутылку шампанского, а в Нью-Йорке загрузится под завязку коктейлями. Легкие
вина и пиво, царящие в Европе, которые положено пить в умеренных
количествах, здесь не уместны: ни у кого нет времени на простое человеческое
счастье, вместо которого положено изображать возбуждение. Обедая в одиночку
или в компании друзей можно обойтись бургундским или бордо: ты счастлив всю
ночь напролет и никуда не торопишься. Но у жителя Нью-Йорка нет времени на
такую вечеринку! Он чуть ли не жалеет о том, что рано или поздно его офис
закрывается и он вынужден покинуть его. Мозг его переполнен планами. Поэтому
на <удовольствия> отведено не больше чем полчаса, что вынуждает
беднягу употреблять как можно более крепкие сорта горячительных напитков и
по возможности в быстром темпе.
Теперь представьте себе этого мужчину - или женщину - все время
пребывающего в спешке, все время куда-то опаздывающего, так что у него не
остается и десяти минут на вышеупомянутые удовольствия, или же он стесняется
в открытую употреблять алкоголь. Для такого кокаин - истинное спасение, ибо
он оказывает немедленное воздействие и не имеет запаха, так что даже
церковный староста не учует его.
Главное зло, которое приносит нам цивилизация, это ускорение жизни,
которое требует от нас все более и более напряженной стимуляции нервной
системы. Человеческой природе присуще желать удовольствий, но полноценное
удовольствие требует времени, так что нам приходиться выбирать между
быстродействующим ядом и негой сиесты. Нетрудно догадаться, что в том
испанском городке не было ни одного кокаиниста.
Прибавим к этому также, что, в отсутствии благотворного Климата,
человеческая жизнь тянется к теплу Общения: так что выбирать приходится еще
и между быстродействующим ядом и умственным развитием. Наркоманы редко
встречаются среди тех, кто всецело поглощен вопросами науки и философии,
литературы и искусства.
6. ОДНАКО выслушаем и противную сторону. Поверим полиции, утверждающей,
что кокаин и иные наркотики употребляются, в первую очередь, преступниками,
которые без них не отваживаются пойти на дело. Однако до этого мы уже
поверили полиции, когда та утверждала, что воздействие этих веществ столь
пагубно, что даже способнейшие из воров, пристрастившиеся к ним, вскоре
превращаются в законченных идиотов. Но если это так, то, ради всего святого,
разве из этого не следует, что нужно немедленно организовать притоны, где
злодеям раздавался бы бесплатный кокаин!
Нам говорят, что наркомана нельзя вылечить и сделать из него вновь
полезного члена общества. Но если бы он был им раньше, он никогда не
пристрастился бы к наркотику. Если даже вам удастся временно перевоспитать
его, потратив на это немало времени и средств и рискуя своей безопасностью,
все ваши труды растают как утренний туман, стоит только ему столкнуться со
следующим искушением. Справиться с таким субъектом можно единственным
способом - позволить ему провалиться ко всем чертям как можно быстрее. Дайте
ему того, чего он желает, не ограничивайте его и забудьте о нем навсегда.
Участь его да послужит уроком его ближним, и не пройдет и пары лет, как в
обществе не останется дураков, готовых повторить его путь. А если и найдется
один-другой, то позвольте и им сделать свой выбор - государство от этого
только выиграет. Нравственно слабые люди представляют угрозу для
человечества, на них нельзя положится и невозможно предсказать, когда и на
чем именно они оступятся. Если они будут столь любезны, что освободят нас от
своего присутствия по собственной воле, не стоит хватать их за руку.
Вы скажете, что прежде, чем эти люди убьют себя, они натворят немало
бед. Возможно, но они и так уже творят их.
Запретительные меры неизбежно способствуют развитию подпольной
торговли, которая порождает неисчислимые беды. Тысячи граждан систематически
нарушают закон, который сам же их на это и толкает, поскольку прибыли от
незаконного оборота огромны, и чем жестче репрессии, тем огромнее прибыли.
Вы можете запретить шелковые носовые платки, и подавляющее большинство людей
скажет: <Ну и ладно, будем пользоваться льняными>, но кокаинисту нужен
именно кокаин, вы не ублажите его английской солью. И, поскольку рассудок
его потерял меру действительности, он заплатит за свое зелье любую цену, он
никогда не скажет: <Мне это не по карману> и, если цена окажется
слишком высокой, он начнет красть, грабить и убивать, чтобы раздобыть
деньги. Вновь и вновь я повторяю: наркомана не переделать. Все, чего вы
добьетесь, ограничив его доступ к наркотику - это создадите касту опасных и
изощренных преступников, и даже, если вы всех их посадите в тюрьму, как вы
докажете, что их место не займут новые?
Поскольку подпольные дилеры получают прибыли, составляющие от тысячи до
двух тысяч процентов, дилеры эти крайне заинтересованы в том, чтобы ряды
жертв постоянно пополнялись. Ведь нынешняя норма настолько высока, что для
того, чтобы окупить мое путешествие до Лондона и обратно первым классом, мне
достаточно провезти не больше кокаина, чем можно спрятать в подкладку моего
пальто! Все путешествие оплачено и сверх того приличная сумма в банке в
конце пути! И, не взирая на все законы и всех шпиков, я могу, ничем особенно
не рискуя, продать всю эту партию за одну ночь в веселом квартале.
Еще один аргумент: запрет не может быть абсолютным, в частности,
потому, что наркотики все равно должны оставаться в распоряжении докторов. В
наше время среди врачей численность наркоманов превышает численность их в
любом другом слое общества, к тому же многие из них торгуют наркотиками ради
денег или влияния. Если вы располагаете запасом зелья, то вы становитесь
богом и повелителем того, кто в этом зелье нуждается: вам принадлежат его
душа и тело.
Не все люди понимают, что наркотик для его раба ценнее всех
драгоценностей мира, золота и бриллиантов; добродетельная женщина может быть
выше любви к рубинам, но любой опытный медик скажет вам, что не существует
женщины столь добродетельной, которая попав в зависимость от наркотика, не
продала бы свое тело первому встречному оборванцу за понюшку порошка.
И если нам не лгут, утверждая, что одна пятая часть населения
употребляет наркотики, тогда этот забавный островок, на котором мы живем,
ждут впереди весьма веселые времена.
Вся абсурдность запретительного подхода может быть показана на примере
Лондона и других европейских городов. В Лондоне любой домовладелец или иное
достаточно ответственное лицо может покупать любые снадобья так же свободно,
как сыр, при этом следует отметить, что Лондон отнюдь не переполнен буйными
сумасшедшими, нюхающими кокаин на каждом углу, в перерывах между взломами,
изнасилованиями, погромами, убийствами, должностными преступлениями и
подлогами, что, как нас заверяют, должно неизбежно произойти в случае, если
свободные люди будут по-прежнему пользоваться своими законными правами и
свободами.
Оправдать запретительный подход можно только в том случае, если нам
докажут, что нравственные качества жителей Соединенных Штатов немногим выше,
чем у тех самых свиней, в которых Христос вселил бесов, изгнанных им из
бесноватого.
И хотя я вовсе не придерживаюсь этого мнения, даже если бы дело
обстояло именно так, я по-прежнему бы продолжал утверждать, что запретами
ничего не добьешься. Если вы хотите победить эту болезнь, дайте людям пищу
для ума, развейте у них амбиции, несводимые к некоторой сумме в долларах,
установите шкалу преуспеяния, основанную на вечных ценностях, одним словом -
образовывайте их.
Если же, несмотря на все ваши потуги, ничего не изменится, позвольте им
травить себя кокаином - большего они не заслужили.
Перевод Ильи Кормильцева
"Где-то, где-то вдалеке есть блаженная страна"
Гимн.
1. НЬЮ-ЙОРК СИТИ.
Изо всех граций, толпящихся возле престола Богини Любви, всех робче и
трепетней та девица, кою именуют Счастием. Но именно за ней, самой
недоступной из всех, смертные волочатся всего охотнее. Разумеется, обладание
ей выпадает на долю лишь немногих мучеников и святых, безвестных для
окружающей их толпы, и завоевывают ее благосклонность они лишь после того,
как выжгут свое <я> каленым железом медитации и растворятся в
божественном океане Сознания, покрытого густой пеною бесстрастия и блаженных
видений.
Всем же иным Счастье дается лишь случайно; иногда именно тогда, когда
на него менее всего уповают. Ищите, и не обрящете, стучитесь, и вам не
откроют. Счастье распределяется божественным жребием: оно не присуще ничему
в частности, но есть плод стечения обстоятельств. Вотще вы будете вновь и
вновь смешивать ингредиенты, вотще будете стремиться пережить однажды
пережитое. Сколько бы раз, и с каким бы умением и дотошностью вы бы ни
воспроизводили прошлое, вас неизбежно ждет разочарование.
В то, что состояние столь метафизическое, может, тем не менее, быть в
любое мгновение достигнуто без всякого тайного знания и магических
заклинаний, при помощи простого зелья, поверить труднее, чем в сказку. И
мудрейший из людей не знает, как сделать счастливым страдальца, который, при
том, может быть молод, хорош собой, богат, здоров и любим. Но самый
последний бродяга из бродяг, дрожащий от холода и голода в лохмотьях,
больной, бездомный, старый, жалкий, глупый, завистливый, может испытать
мгновенный восторг и упиться им. Счастье столь же парадоксально как жизнь и
столь же таинственно как смерть.
Взгляните на эту сверкающую горстку кристаллов! Перед вами -
гидрохлорид кокаина. Геолог, при взгляде на него, подумает о слюде; мне,
альпинисту, они напоминают сверкающие перышки снега, покрывающие поверхность
скал над расщелинами в ледниках, там, где страстные лобзания ветра и горного
солнца, заставили лед приобрести летучесть. Житель равнин вспомнит о первом
инее, расшивающем ветви деревьев сияющими и искрящимися соцветиями стразов.
Именно такими бриллиантами, возможно, украшено царство фей. Тем, чьи ноздри
вкусили их - тем, кто стал их рабом и служителем - они должны казаться
изморозью, образовавшейся на бороде Демона Беспредельности в тот миг, когда
пар его дыхания соприкоснулся с космической стужей.
Ибо никогда еще не существовало эликсира, обладающего столь же
мгновенным магическим воздействием, как кокаин. Дайте его кому угодно. Дайте
его самому несчастному существу на земле, страдающему от болезненного
недуга, лишившемуся веры, любви и надежды. Взгляните на его изможденную
ладонь, покрытую бледной и морщинистой кожей, пожираемой, может быть,
мучительной экземой, или же обезображенной зловонной язвой. Вот он насыпает
на нее несколько гран этой мерцающей пыли, вот он подносит к лицу, больше
похожему на обтянутый кожей череп, трясущуюся руку и одним тяжелым вздохом
втягивает с нее в себя ослепительную белизну. Теперь подождем немного.
Минуту, от силы - пять.
И у нас на глазах случится чудо из чудес, столь же неизбежное как
смерть и столь же властное, как жизнь, чудесность которого лишь
увеличивается его внезапностью и тем вызовом, которое оно бросает обычному
ходу вещей. Natura non facit saltum - от природы никуда не денешься. Это
утверждение истинно, ведь любое чудо - противно естеству.
Меланхолия улетает прочь, глаза сияют, увядшие губы трогает улыбка.
Возвращаются (или же делают вид, что возвращаются) мужество и бодрость духа.
Вновь вера, надежда и любовь пускаются в пляс, вновь обретается все, что
казалось утерянным навсегда ...
Человек счастлив:
Одному этот наркотик дарит жизнелюбие, другому - томление духа,
третьему - прилив творческих сил; кому-то - неустанную энергию, кому-то -
обаяние, а иному - и сладострастие. Но каждому из них он дарит счастье в том
или ином виде. Подумайте только об этом: как это просто и в то же время
сверхъестественно сложно! Человек счастлив!
Я объехал весь земной шар, я видел такие чудеса природы, что перо мое
немеет и запинается, когда я тщусь описать их, видел я немало и творений
гения человеческого, но с этим дивом не в силах сравниться ничто.
2.РАЗВЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ философского учения, бесчеловечного и циничного,
которое утверждает, что Бог всего лишь злой насмешник, находящий
удовольствие в созерцании ничтожности Своих творений? Какое подтверждение
своим догадкам получили бы его приверженцы, будь они знакомы с кокаином! Ибо
знакомый с этим зельем постигает всю глубину разочарования, иронии и
жестокости, присущих реальности. Он оделяет нас даром мгновенного счастья
лишь для того, чтобы затем наградить нас танталовыми муками. Даже библейский
Иов не вкушал, наверное, такой горечи. Словно некий зловещий комедиант,
исполненный к нам холодной ненависти, он показывает нам райские кущи лишь
для того, чтобы бросить нам в лицо: <И не надейтесь туда попасть!>
Неужто мало в этой жизни злосчастий, которым мы вынуждены противостоять,
чтобы добавлять к ним еще и это, больнее всего ранящее: знать, что ты можешь
вкусить райскую радость, стоит лишь протянуть руку, но что расплатой за
блаженство будут усугубленное десятикратно отчаяние?
Счастье, которое дарит кокаин, ничем не похоже на безмятежное и
бездеятельное счастье бессловесных тварей: человек, охваченный им, ясно
осознает, кто он есть и кем бы мог стать; оно наделяет его подобием
божественности для того, чтобы он познал в себе червя и раба. Кокаин
пробуждает в человеке жажду, которую уже не удастся насытить ничем иным. Он
вызывает голод. Дайте испробовать этот порошок человеку мудрому, искушенному
в мирских делах, сильному духом, трезво мыслящему и владеющему собой. Если
он таков, каким он вам казался, кокаин не причинит ему ни малейшего вреда.
Он разглядит в нем соблазн и воздержится от повторения этого опыта, а
испытанное блаженство послужить лишь укреплению его решимости достигнуть сей
высокой цели при помощи средств, заповеданных Господом своим святым.
Но дайте его капризному, избалованному болвану, потакающему всем своим
прихотям - среднему человеку, одним словом - и он пропал. Ибо он скажет:
<Это то, чего я всегда хотел!> - и кто сможет возразить ему? Ибо он не
ведает пути истины, и ему принадлежит по праву лишь путь заблуждений. Если
ему захочется кокаина, он будет принимать его вновь и вновь: ведь различие
между жизнью гусеницы, которую он прежде вел, и жизнью бабочки, в которую
кокаин превратил его, столь разительно, что душа, не посвященная в тайны
философии, отказывается воспринимать первую, как ребенок отказывается пить
горькое снадобье.
Он более не может выносить несчастий, ибо отныне он только так именует
повседневное существование, и посему он все чаще и чаще потакает велениям
кокаина.
Но увы! сила, с которой зелье воздействует на человека, при частом его
употреблении стремительно убывает. Наслаждение убывает, хотя аппетиты
растут. Побочные последствия, незаметные поначалу, дают о себе знать; они
налетают на жертву стаей бесенят с огненными вилами в лапах.
Единичное употребление кокаина не вызывает заметных последствий для
здорового человека. В положенный час он отходит ко сну, спит спокойно и
пробуждается свежим. Аборигены Южной Америки жуют листья коки перед военным
походом, чтобы, не ведая усталости и голода, являть чудеса отваги и
выносливости. Но делают они это только в случае крайней необходимости, после
чего длительным отдыхом и обильным питанием восстанавливают растраченные
телесные силы. Следует к тому же заметить, что сила духа и самообладание
дикаря намного превосходит подобные же качества цивилизованного человека.
То же самое можно сказать и об обычае курить опиум, распространенном
среди китайцев и индусов. Все его курят, но мало у кого привычка переходит в
порок. В этом смысле там он не опаснее для общества, чем в наших широтах
табакокурение.
Но те, кто злоупотребляют кокаином ради удовольствия, которое он
доставляет, скоро познают на себе месть природы, хотя и пытаются изо всех
сил не замечать ее ударов. Нервы изнашиваются от постоянного возбуждения,
отсутствия должного отдыха и питания. Ведь даже загнанная лошадь рано или
поздно перестает откликаться на понукания шпорами и хлыстом: она просто
спотыкается, валится на землю без сил и хрипло дышит, пытаясь вернуться к
жизни.
Раба кокаина ждет та же судьба. Каждый нерв его кричит о пощаде, но на
крики эти он отвечает только увеличением дозы излюбленного яда. Однако
лечебное воздействие более не наступает, в то время как признаки отравления
становятся все заметнее. Нервы более не выдерживают. Жертва начинает
испытывать галлюцинации. "Смотри! Там, на кресле, серый кот лежит! Я тебе
раньше не говорил, но он здесь уже давно вертится".
Ах, да - и еще крысы. "Я обожаю смотреть, как они бегают по шторам.
Разумеется, разумеется - я знаю, что они не настоящие. А вот та, которая на
полу - та настоящая. Я тут ее как-то раз чуть не убил. Эта та самая, я ее
узнаю. Она как-то ночью еще на подоконнике сидела".
Такова эта мания еще в своем зародыше. Как только проходит наслаждение,
оно тотчас сменяется своей противоположностью, точно также как Эрос
сменяется Антиэросом.
"О нет, ко мне они подходить боятся". Но проходит несколько дней, и вот
они уже бегают по коже бедняги, вгрызаясь в нее непрестанно и мучительно, не
ведая ни пощады, ни сострадания.
Воздержимся от описания конца, который неизбежен, хотя и наступает
иногда спустя значительное время, ибо пути пагубного пристрастия зачастую
извилисты и иногда умственное расстройство на время оставляет пациента в
покое, особенно если вынужденное воздержание на некоторое время смягчает
проявления недуга. Но как только в распоряжение одержимого вновь попадает
желанный порошок, он, с удесятеренным рвением набрасывается на него,
закусывает удила и скачет во весь опор навстречу погибели.
Но смерти предшествуют поистине адские мучения. Нарушается привычное
ощущение времени, так что часовое воздержание оказывается в сознании
кокаиниста равным столетию пыток для человека с естественным восприятием
вещей.
Психологи еще находятся в неведении о том, каким образом здоровой мозг
добивается того, что мы воспринимаем и хорошее и плохое в жизни с
достаточным равнодушием. Чтобы ощутить это, попробуйте попоститься день или
два, и вы сразу почувствуете тупую боль, которым сопровождается вся
деятельность организма. Если же пост ваш называется воздержанием от
наркотика, то ощущение это возрастает многократно, упраздняя в сознании даже
самое течение времени, так что жертва начинает испытывать поистине
метафизические вечные муки ада, которые, в сущности, есть погружение
смертной души в беспредельность, лишенную божественного присутствия.
3. МНОГОЕ ИЗ ТОГО, ЧТО Я ГОВОРЮ давно и хорошо известно; если я и
рассказываю это, как нечто новое и небывалое, то исключительно ради того,
чтобы усугубить драматическое воздействие, поскольку все искусство трагедии
- да и комедии в ее высших формах, каковые доступны лишь таким вознесшимся
над суетой рода человеческого великанам как Аристофан, Шекспир, Бальзак,
Рабле, Вольтер и Байрон - заключается в том, чтобы сострадая людским бедам,
поэты, в то же время, с презрительным высокомерием взирали на тщетные потуги
смертных избегнуть судьбы.
Поэтому, дабы избегнуть упреков в односторонности, подчеркну тот факт,
что многие из лучших людей, да и не они одни, используют это зелье и
некоторые другие с пользой для себя и всего рода людского. Как те самые
индейцы, о которых я говорил, они применяют его лишь в тех случаях, когда от
них требуется нечеловеческое напряжение усилий. Так, к примеру, Герберт
Спенсер, принимал ежедневно морфин, никогда не превышая самому себе
назначенную дозу. Уилки Коллинз также избавлял себя от страданий,
причиняемых ревматической подагрой при помощи лауданума, что не помешало ему
оставить нам непревзойденные шедевры своего пера.
Некоторые зашли чересчур далеко. Бодлер распял свое тело и душу на
кресте любви к человечеству; Верлен под старость стал рабом абсента,
повелителем которого он себя считал. Фрэнсис Томпсон погубил себя опиумом,
как и Эдгар Алан По. Джеймс Томпсон добился того же при помощи алкоголя.
Менее известны, но похожи, истории де Куинси и Х. Г.Людлова, которые пали
жертвами лауданума и гашиша, соответственно. Великий Парацельс, открывший
водород, цинк и опиум, намеренно использовал сочетание больших доз алкоголя
с уравновешивающим их тяжелым физическим трудом для того, чтобы пробудить
творческие силы своего мозга.
Кольридж все самые лучшие свои стихотворения создал, находясь под
воздействием опия и в том, что окончания <Кубла Хан> так и не было
написано, мы должны винить исключительно докучливого <человека из
Порлока>, да будет имя его навсегда проклято в истории человеческой расы!
4. ЧЕЛОВЕЧЕСТВО МНОГИМ ОБЯЗАНО ОПИУМУ. Стоит ли роптать при этом на то,
что он иногда отнимает жизнь у тех, кто бездумно прожигает ее?
Ибо статья эта посвящена обсуждению важного вопроса: должны ли
наркотические зелья находиться в свободной продаже?
Здесь я остановлюсь, чтобы извиниться перед американским читателем,
поскольку чувствую себя обязанным защищать весьма непопулярную и вызывающую
у многих недоумение точку зрения, оказываясь при этом в незавидном положении
того, кто просит закрыть глаза на частности, дабы они не помешали нам узреть
главное.
Увы, я полагаю, что американские законодатели пребывают в настоящий
момент под воздействием сугубо ложной теории, которая утверждает, что
репрессии всегда эффективнее, чем воспитание в обществе соответствующего
морального духа. Я же, напротив, полагаю, что демократия, более, чем любая
другая форма правления, должна доверять народу, поскольку именно такое
доверие и отличает ее по преимуществу от всех иных форм политического
устройства.
Посему в сложившейся ситуации самым верным способом действия я считаю
критику отрицаемой мною теории именно на том направлении, на котором она
считает себя всего сильней.
Я попытаюсь доказать, что даже в самых тревожащих случаях правительство
не имеет права запрещать употребление исходя из возможности злоупотребления.
В том случае, если мне удастся обосновать свой подход, я хотел бы затем
обсудить и некоторые практические соображения, связанные с его реализацией.
Итак, вперед на штурм крепостной стены: должны ли наркотики
<вызывающие привыкание> иметься в свободной продаже?
Вопрос, который мы собираемся обсуждать, носит безотлагательный
характер: ведь после признанного всеми провала закона Харрисона, в Конгрессе
уже обсуждается новое предложение, которое, по нашему мнению, только
усугубит и без того запущенное положение дел.
Я не буду оспаривать права людей на свободу. Свободные люди уже давно
однозначно высказались в его пользу. Но кто рискнет утверждать, что желание
Христа принести себя в жертву было безнравственным, поскольку оно лишило
государство полезного налогоплательщика?
Нет, нет и нет - жизнь человека принадлежит только ему одному, и он
вправе положить ей конец по собственной воле, если, разумеется, он тем самым
не посягает и не угрожает неотъемлемым правам своих ближних.
Но в этом-то и вся загвоздка. В наши времена все человеческое общество
состоит из ближних, и трудно представить действие одного, которое тем или
иным способом не задевало бы интересы другого. Что ж, отлично, в каждом деле
есть свои <за> и <против> - главное, суметь правильно
определить, какая чаша весов перевесит.
В Америке запретительные идеи, чего бы они ни касались, раздуваются
газетами преимущественно истерической направленности до тех пор, пока они не
доводятся до фанатических крайностей. "Сенсация любой ценой к следующему
воскресенью": приблизительно таким образом, напоминающим знаменитый
германский приказ о взятии Кале, выражаются редактора большинства изданий.
Отсюда возникает опасность того, что любое дело корибанты прессы своими
диатрибами доведут до абсурда: так, например, все они сходятся в том, что
запретом лечится любая болезнь. На практике грамотный закон, который,
скажем, позволяет домовладельцу иметь дома револьвер для самозащиты, но дает
возможность полиции, арестовавшей на улице вооруженного гангстера, отправить
его за решетку, не утруждая себя сбором доказательств о наличии у него
преступных намерений, должен был бы принести пользу.
И тем не менее, в самой идее есть нечто порочное. Не так давно один
человек отправил на тот свет всю свою семью, а затем самого себя при помощи
винтовки, снабженной глушителем системы Максима. Естественно, газеты в один
голос кричат, что следует запретить глушители системы Максима, даже не
задумываясь о том, что, если бы у этого человека не было оружия, он, скорее
всего, передушил бы свою родню голыми руками!
Американским реформаторам ни при каких обстоятельствах даже в голову не
приходит простая мысль, что единственное лекарство от зла есть добро, то
есть воспитание нравов, насаждение хороших манер и взаимоуважение, которые
одни и в состоянии спасти мир, и что запретительное законодательство не
просто неудачный паллиатив, но удушающая свободу химера. Более того, избыток
законов ведет только к их нарушению. Он превращает всех граждан или
преступников, или в полицейских или в полицейских осведомителей.
Нравственное здоровье такого народа непоправимо подорвано, и чтобы
восстановить его может потребоваться такое сильное средство, как революция.
Принятие закона Харрисона сделало в Америке приобретение
<наркотических веществ> теоретически невозможным для неспециалиста и
крайне затруднительным даже для практикующего врача. При этом в каждой
второй китайской прачечной можно без особых проблем приобрести кокаин,
морфий или героин. Негры и уличные торговцы тоже вносят свой посильный вклад
в этот бизнес. По некоторым подсчетам один из пяти жителей Манхеттена
страдает от той или иной формы наркотической зависимости. Я с трудом верю в
эту оценку, хотя жажда развлечений в крови у этих людей, равнодушных к
искусству, литературе и музыке и, в силу этого, лишенных тех удовольствий, к
которым прибегают более цивилизованные народы.
5. ЛЕТНИМ ДНЕМ 1909-ГО ГОДА один очень усталый человек вошел в
небольшой испанский городок. Ленивая река, протекавшая через него, казалось,
застыла, скованная истомой, вывесив язык, словно запыхавшаяся собака. Воздух
тихо звенел от жары, а на террасе главного кафе города толпились люди,
которым было совершенно нечего делать, но которые, при этом, были полны
решимости как-то убить время. Они пили грубое вино Пиренеев или же
<Риоху>, привезенную с юга и щедро разбавленную водой, или же
склонялись над кружками со светлым пивом. Если дать прочесть этим людям
обращение генерала О'Райана к американским солдатам, они бы решили, что
автор его сошел с ума.
Алкоголь, употребленный в виде пива, вина, виски или в ином другом,
делает человека бесполезным. Действуя на каждого иначе, он приводит в
конченом итоге к одному и тому же результату - употребивший его на некоторое
время ведет себя не присущим ему обычно образом. Кто-то становится рассеян,
кто-то драчлив. Одни, выпив, говорливы, других тошнит, третьи засыпают на
ходу, а некоторые становятся неумеренно похотливы.
Что касается нас, то мы поспешно направлялись, в общем-то, в Мадрид, и
знали, что спустя неделю, месяц, в крайнем случае - год, мы обязаны
очутиться там, подчиняясь трубному зову долга.
Однако мы решили на время позабыть о нашей цели. Мы сели за столик и
принялись обмениваться новостями и мнениями с местными жителями. Поскольку
мы сказали им, что спешим, они приняли нас за анархистов и испытали немалое
облегчение, когда мы разъяснили им, что мы всего-то на всего <полоумные
англичане>. Нам было так хорошо среди этих людей, что я до сих пор корю
себя за то, что мы все-таки направились в Мадрид.
Если вы очутитесь на званом обеде в Лондоне или Нью-Йорке вас
немедленно поглотит пучина безмерной скуки. Никого ничего не интересует,
никто не блистает остроумием, все томятся как люди на станции, ждущие
поезда. Чтобы преодолеть царящее уныние в Лондоне вы можете опрокинуть
бутылку шампанского, а в Нью-Йорке загрузится под завязку коктейлями. Легкие
вина и пиво, царящие в Европе, которые положено пить в умеренных
количествах, здесь не уместны: ни у кого нет времени на простое человеческое
счастье, вместо которого положено изображать возбуждение. Обедая в одиночку
или в компании друзей можно обойтись бургундским или бордо: ты счастлив всю
ночь напролет и никуда не торопишься. Но у жителя Нью-Йорка нет времени на
такую вечеринку! Он чуть ли не жалеет о том, что рано или поздно его офис
закрывается и он вынужден покинуть его. Мозг его переполнен планами. Поэтому
на <удовольствия> отведено не больше чем полчаса, что вынуждает
беднягу употреблять как можно более крепкие сорта горячительных напитков и
по возможности в быстром темпе.
Теперь представьте себе этого мужчину - или женщину - все время
пребывающего в спешке, все время куда-то опаздывающего, так что у него не
остается и десяти минут на вышеупомянутые удовольствия, или же он стесняется
в открытую употреблять алкоголь. Для такого кокаин - истинное спасение, ибо
он оказывает немедленное воздействие и не имеет запаха, так что даже
церковный староста не учует его.
Главное зло, которое приносит нам цивилизация, это ускорение жизни,
которое требует от нас все более и более напряженной стимуляции нервной
системы. Человеческой природе присуще желать удовольствий, но полноценное
удовольствие требует времени, так что нам приходиться выбирать между
быстродействующим ядом и негой сиесты. Нетрудно догадаться, что в том
испанском городке не было ни одного кокаиниста.
Прибавим к этому также, что, в отсутствии благотворного Климата,
человеческая жизнь тянется к теплу Общения: так что выбирать приходится еще
и между быстродействующим ядом и умственным развитием. Наркоманы редко
встречаются среди тех, кто всецело поглощен вопросами науки и философии,
литературы и искусства.
6. ОДНАКО выслушаем и противную сторону. Поверим полиции, утверждающей,
что кокаин и иные наркотики употребляются, в первую очередь, преступниками,
которые без них не отваживаются пойти на дело. Однако до этого мы уже
поверили полиции, когда та утверждала, что воздействие этих веществ столь
пагубно, что даже способнейшие из воров, пристрастившиеся к ним, вскоре
превращаются в законченных идиотов. Но если это так, то, ради всего святого,
разве из этого не следует, что нужно немедленно организовать притоны, где
злодеям раздавался бы бесплатный кокаин!
Нам говорят, что наркомана нельзя вылечить и сделать из него вновь
полезного члена общества. Но если бы он был им раньше, он никогда не
пристрастился бы к наркотику. Если даже вам удастся временно перевоспитать
его, потратив на это немало времени и средств и рискуя своей безопасностью,
все ваши труды растают как утренний туман, стоит только ему столкнуться со
следующим искушением. Справиться с таким субъектом можно единственным
способом - позволить ему провалиться ко всем чертям как можно быстрее. Дайте
ему того, чего он желает, не ограничивайте его и забудьте о нем навсегда.
Участь его да послужит уроком его ближним, и не пройдет и пары лет, как в
обществе не останется дураков, готовых повторить его путь. А если и найдется
один-другой, то позвольте и им сделать свой выбор - государство от этого
только выиграет. Нравственно слабые люди представляют угрозу для
человечества, на них нельзя положится и невозможно предсказать, когда и на
чем именно они оступятся. Если они будут столь любезны, что освободят нас от
своего присутствия по собственной воле, не стоит хватать их за руку.
Вы скажете, что прежде, чем эти люди убьют себя, они натворят немало
бед. Возможно, но они и так уже творят их.
Запретительные меры неизбежно способствуют развитию подпольной
торговли, которая порождает неисчислимые беды. Тысячи граждан систематически
нарушают закон, который сам же их на это и толкает, поскольку прибыли от
незаконного оборота огромны, и чем жестче репрессии, тем огромнее прибыли.
Вы можете запретить шелковые носовые платки, и подавляющее большинство людей
скажет: <Ну и ладно, будем пользоваться льняными>, но кокаинисту нужен
именно кокаин, вы не ублажите его английской солью. И, поскольку рассудок
его потерял меру действительности, он заплатит за свое зелье любую цену, он
никогда не скажет: <Мне это не по карману> и, если цена окажется
слишком высокой, он начнет красть, грабить и убивать, чтобы раздобыть
деньги. Вновь и вновь я повторяю: наркомана не переделать. Все, чего вы
добьетесь, ограничив его доступ к наркотику - это создадите касту опасных и
изощренных преступников, и даже, если вы всех их посадите в тюрьму, как вы
докажете, что их место не займут новые?
Поскольку подпольные дилеры получают прибыли, составляющие от тысячи до
двух тысяч процентов, дилеры эти крайне заинтересованы в том, чтобы ряды
жертв постоянно пополнялись. Ведь нынешняя норма настолько высока, что для
того, чтобы окупить мое путешествие до Лондона и обратно первым классом, мне
достаточно провезти не больше кокаина, чем можно спрятать в подкладку моего
пальто! Все путешествие оплачено и сверх того приличная сумма в банке в
конце пути! И, не взирая на все законы и всех шпиков, я могу, ничем особенно
не рискуя, продать всю эту партию за одну ночь в веселом квартале.
Еще один аргумент: запрет не может быть абсолютным, в частности,
потому, что наркотики все равно должны оставаться в распоряжении докторов. В
наше время среди врачей численность наркоманов превышает численность их в
любом другом слое общества, к тому же многие из них торгуют наркотиками ради
денег или влияния. Если вы располагаете запасом зелья, то вы становитесь
богом и повелителем того, кто в этом зелье нуждается: вам принадлежат его
душа и тело.
Не все люди понимают, что наркотик для его раба ценнее всех
драгоценностей мира, золота и бриллиантов; добродетельная женщина может быть
выше любви к рубинам, но любой опытный медик скажет вам, что не существует
женщины столь добродетельной, которая попав в зависимость от наркотика, не
продала бы свое тело первому встречному оборванцу за понюшку порошка.
И если нам не лгут, утверждая, что одна пятая часть населения
употребляет наркотики, тогда этот забавный островок, на котором мы живем,
ждут впереди весьма веселые времена.
Вся абсурдность запретительного подхода может быть показана на примере
Лондона и других европейских городов. В Лондоне любой домовладелец или иное
достаточно ответственное лицо может покупать любые снадобья так же свободно,
как сыр, при этом следует отметить, что Лондон отнюдь не переполнен буйными
сумасшедшими, нюхающими кокаин на каждом углу, в перерывах между взломами,
изнасилованиями, погромами, убийствами, должностными преступлениями и
подлогами, что, как нас заверяют, должно неизбежно произойти в случае, если
свободные люди будут по-прежнему пользоваться своими законными правами и
свободами.
Оправдать запретительный подход можно только в том случае, если нам
докажут, что нравственные качества жителей Соединенных Штатов немногим выше,
чем у тех самых свиней, в которых Христос вселил бесов, изгнанных им из
бесноватого.
И хотя я вовсе не придерживаюсь этого мнения, даже если бы дело
обстояло именно так, я по-прежнему бы продолжал утверждать, что запретами
ничего не добьешься. Если вы хотите победить эту болезнь, дайте людям пищу
для ума, развейте у них амбиции, несводимые к некоторой сумме в долларах,
установите шкалу преуспеяния, основанную на вечных ценностях, одним словом -
образовывайте их.
Если же, несмотря на все ваши потуги, ничего не изменится, позвольте им
травить себя кокаином - большего они не заслужили.
Перевод Ильи Кормильцева
@темы: задумаемся
— японское название лисы. В японском фольклоре эти животные обладают большими знаниями, длинной жизнью и магическими способностями. Главная среди них — способность принять форму человека; лиса, по преданиям, учится делать это по достижении определённого возраста (обычно сто лет, хотя в некоторых легендах — пятьдесят)